Джони Завицанос (Joni Zavitsanos)

«Кто мой ближний?» – на этот вопрос, с напускной скромностью заданный хитрым законником, желающим  получить легкий ответ, в высшей степени поэтично отвечает Христос в своей притче о добром самаритянине. В притче идет речь о человеке, которого ограбили, избили и оставили умирать возле дороги. Многие, как предполагалось, благородные, знатные люди проходят мимо, не предлагая помощи, в то время как незнакомый иностранец необычной веры проявляет большое сострадание и приходит на помощь этому человеку, становясь безымянным героем дня. Для того библейского времени добрый самаритянин оказался  проницательным, но я думаю, что эта история наиболее актуальна сейчас,  в нашем постпандемическом мире.

Прошло уже больше года с тех пор, как я начала работать над художественным проектом, посвященном памяти тех, кто погиб из-за Covid-19 в Хьюстоне, штат Техас. Я тщательно просмотрела некрологи, новостные статьи, телепрограммы и потратила буквально тысячи часов, пытаясь найти имена и скрывающиеся за ними судьбы и лица более чем 7000 умерших только в моем городе и вокруг него. Так много историй появились в результате этого проекта, историй об одиночестве, изоляции, разделении семей, невозможности должным образом  оплакать и похоронить близких, о душевных страданиях—в них так много печали.

В поисках имен и фотографий я столкнулась с еще одной трагедией в трагедии, которой была наша пандемия. В начале апреля 2020 года была опубликована статья о первой смерти в тюрьме в Техасе, вызванной Covid-19. Это был  мужчина из Хьюстона по имени Бартоло Инфанте, 72-летний заключенный, у которого уже было подорвано здоровье (что, как я узнала, обычно встречается у большинства заключенных). Он умер 2 апреля, всего через день после того, как сотрудник исправительного учреждения Кевин Уилчер умер в той же самой тюрьме от того же вируса. Эти случаи смерти натолкнули меня на  мысль заглянуть на веб-сайт Департамента уголовного правосудия Техаса, чтобы узнать, есть ли другие подобные случаи. Я выяснила, что вспышки заболевания в тюрьмах были просто ужасающими. Фактически, наибольшее число смертей пришлось, наряду с домами престарелых, на тюрьмы. Сотни таких  заключенных и несколько охранников, которые, вопреки всему приходили на работу, умерли от вируса. Это были мужчины, женщины, чернокожие и белые любого возраста и этнической принадлежности, любого цвета кожи и вероисповедания. Вирус все равно забрал их.

Эти мужчины и женщины, которых посадили в тюрьму за различные проступки, от мелких краж и обвинений в правонарушениях, связанных с наркотиками, до более серьезных преступлений, таких, как изнасилования и убийства, содержались в учреждениях, которые были почти заброшены во время кризиса. В тюрьме, где содержатся 300-350 заключенных, должно быть не менее 30-35 охранников, чтобы обеспечить порядок и основные потребности заключенных. Однако, во время пандемии в тюрьмах долгосрочного и краткосрочного заключения могли считать, что  им повезло, если на работу выходили 2 или 3 охранника. Я уверена, что люди  в тюрьмах понятия не имели, почему это происходило, но в статьях я читала о жалобах заключенных на отсутствие чистых постельных принадлежностей, туалетной бумаги, нормальной пищи, о запрете на использование антисептических средств для рук, поскольку это были запрещенные вещества, на страшную скученность – их кровати стояли буквально вплотную друг к другу, и они, чтобы защитить себя, закрывали рот носками и одеялами в то время, как вирус бушевал и косил всех на своем пути.

Я помню, как Джометре, которая не видела своего отца более 20 лет с тех пор, как его посадили в тюрьму за кражу, так как тюрьма находилась далеко от ее города и места ее работы. Ей сообщили о его болезни и смерти от Ковид -19 значительно позже того, как это произошло. Он умер в больнице Галвестона, куда отправляли большинство техасских заключенных, зараженных вирусом. Она описала своего отца в выгодном свете. «Ястреб», как его с любовью называли, служил во Вьетнаме и был человеком, творчески одаренным во многих областях. По большому счету, как она говорит, он любил Бога и свою церковь, и его дом был всегда открыт для всех. Я сказала ей, что очень сожалею о ее потере, так как ее отца должны были освободить из тюрьмы, но не освободили, что во время этой пандемии правая рука не знала, что делает левая. Она ответила: «Правой руке было неважно, что делает левая».

Я разговаривала и с Остином, сыном Роджера. Роджер находился в Центре временного проживания, куда отправляют заключенных перед тем, как выпустить обратно в общество; это место для тех, кто не является закоренелыми преступниками, но совершили какие-то мелкие преступления или не соблюдали правила условно-досрочного освобождения. У Роджера, как и у многих других, наступил срок освобождения, но он застрял Центре. Его сын поставил трейлер на участке, где жила его семья, он был готов принять отца, но этому не суждено было сбыться. С каждой неделей отцу и сыну становилось все труднее созваниваться, так как Роджеру становилось все хуже и хуже. В последний раз он еле смог прошептать несколько слов любви своему сыну и семье. Роджер умер во время вспышки Covid-19 в Центре временного проживания вместе с несколькими другими друзьями, которые были заперты там. У него уже никогда не будет надежды на жизнь со своей семьей на этой земле. С этой огромной болью и живет сейчас его сын Остин.

Как много других людей с такой же трагичной судьбой, как у Роджера и Ястреба. Святой Силуан Афонский говорит: «Святые были такие же люди, как все мы. Многие из них пришли от больших грехов, но покаянием достигли Небесного Царства». Эти имена и истории надо рассказывать. Это  Антонио, Джеральд, Тимоти, Хосе, Даниэль, Престон, Густаво, Теодор, Джонни, Алонсо, Эдвард, Седрик, Ролстон, Валентин, Джимми, Майкл, Джеймс, Джером, Уильям, Седрик, Фернандо, Фрэнсис, Сильвия, Николь, Дэвид, Иисус, Роджер, Николас, Мелвин, Томас…

Это те, кто похож на мужчину из притчи. Они грязные. От них плохо пахнет. Они несут багаж преступной жизни, которую когда-то вели. Они изгои, те, кого следует отбросить и забыть, как будто их никогда не было, как будто они не имели значения. Их истории допоздна не дают мне уснуть из-за мыслей о боли и потере, чувства совершенной невозможности протянуть руку помощи. Кто мой ближний? Как ни печально, ответ, к сожалению, очевиден. Моими ближними были те, кто лежал больной и одинокий в то время, как я шла мимо них.

Джони Завицанос – художник;  она живет и работает в Хьюстоне, штат Техас. Она создала художественный проект под названием «ЖИВЫЕ ИКОНЫ:  в память жертвам пандемии Ковида-19 в Хьюстоне». На сегодня  из 700 с лишним погибших в ее родном городе она собрала сведения о более, чем  500 человек. В знак уважения к своему греческому происхождению и православной вере, а также к ее отцу, блаженной памяти византийскому иконописцу Диамантису Кассису, она изобразила каждого погибшего с нимбом из золотых листьев вокруг головы. Проект привлек внимание Музея здоровья и медицинской науки Джона П. Макговерна, где разместят мемориальную  работу художника на период с октября 2021 по февраль 2022 года. На открытии проекта состоится поминальная служба и прием для семей погибших. В настоящее время Джони ищет постоянное место для размещения своей работы в Хьюстоне.